Как на Украине отметили 50-летие операции КГБ «Блок»
12 января на Украине отмечали очередное, никому не нужное, «свято» – «День украинского диссидента». За исключением, конечно, узкого круга выгодополучателей. Эта дата введена в оборот местных праздников по инициативе «украинского диссидента №1» и «совести нации» Вячеслава Черновола, патентованного бандеровца.
Считается, что 12 января 1972 года КГБ УССР начало «тайную операцию» «Блок», за два дня арестовав в Киеве и Львове 14 украинских нациков «за рождественские колядки», как гласит легенда «украинского освободительного движения».
Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы YouTube и TikTok.
Судя по опубликованным архивным документам СБУ, операция «Блок» проводилась КГБ УССР в течение двух лет, и во время её выполнения было арестовано около 300 «лучших людей Украины», в числе которых были такие «виновники торжества», как Черновол, Стус и многие другие деятели.
«Свидомые» называют операцию «Блок» не иначе как «Великим погромом», но опыт прошедших 30 лет с начала «незалежности» подсказывает нам, что не одни только рождественские колядки собирали на квартирах упоротых укронациков, да и сам бандеролюбивый контингент отличался нездоровой гиперактивностью, в противном случае на них вряд ли обратила бы внимание такое серьёзное ведомство, каким была Контора Глубокого Бурения.
В честь 50-летия «свята» в Киеве прошла сходка, организованная Украинским институтом национальной памяти, в ходе которой были представлены три «документальных фильма» про «диссидентов-шестидесятников» Ивана Дзюбу, Надежду Светличную и Михайлину Коцюбинскую.
Характерно, что большинство участников сходки были представлены канализаторами УИНП, казёнными «вчэными-историками», среди которых перлом сиял «политзек» Иосиф Зисельс, способный украсить своим присутствием палату для буйнопомешанных в любой из психушек планеты.
На протяжении битых полутора часов участники нудно перечисляли «заслуги» украинской диссиды «шестидесятых» и их роль в обретении Украиной «незалежности» и достижении нынешних «пэрэмог», а также важность увековечивания их «подвига» во имя будущих поколений.
Все эти тошнотворные ритуальные танцы с бубном мы здесь описывать не будем, а только упомянем вскользь, что к сценарию и съёмкам киноопупеи об украинской диссиде приложил мохнатую лапу укрожур Вахтанг Кипиани – профессиональный бандерлог и майдаун, чья деструктивная карьера началась в 1990 году со студенческих посиделок «революции на граните» в центре Киева, в окружении таких майданных деляг, как Доний, Тягнибок и других будущих «вытиранов броуновского движения».
К бабке ходить не надо, чтобы и без просмотра «шедевров» Кипиани догадаться, какой отборный и тенденциозный фальшак представляет собой «документальный цикл» о паноптикуме украинской диссиды.
Впрочем, поверхностный просмотр «нетленки» это только подтверждает.
Оставим УИНП с Кипиани и дальше заниматься натягиванием совы на глобус Украины за бюджетные средства. Мы же займёмся исследованием некоторых неприглядных фактов биографии «жертв» кагэбэшной операции «Блок», тем более, что фамилии «украинских диссидентов» Дзюбы, Светличной и Коцюбинской российской аудитории практически неизвестны, в отличие от Черновола, Стуса или Лукьяненко.
Итак, Иван Дзюба. Украинский литературовед, бывший комсорг Сталинского пединститута (в то время, когда Донецк назывался Сталино). Получил известность благодаря написанному в 1960-х годах труду «Интернационализм или русификация», с которого и начался его тернистый путь в диссиду.
Примечательно, что воспевающие Дзюбу укронацики его «краеугольный» труд не читали и уверены, что в нём содержатся идеи сплошь антисоветские и антирусские. Другие «исследователи» в свою очередь считают, что Дзюба как раз воспевал национальную политику, проводимую в УССР тогдашним главой КПУ Шелестом.
Если вчитаться в опус Дзюбы внимательнее, то вполне очевидно, что ни того, ни другого он не содержит. А содержит он вполне прозрачные и немудрящие идейки по возвращению к практике коренизации образца 1920-х годов, свёрнутой к началу 1930-х по причине её мелкобуржуазности и шовинизма.
В точности как и недоучке Стусу, Дзюбе было мало простора для украинского языка, существовавшего в УССР, где изучать мову со 2 класса были повально обязаны все ученики русских школ, действовал украиноязычный телеканал республиканского значения, а всё книгоиздание и периодика на 80% выходили на украинском языке.
В своё время великие Ильф и Петров дали меткую характеристику таким вот аллилуйщикам, «которые и на мужчину натянут паранджу». Одним из характерных приёмов Дзюбы, доказывающего свою правоту в тексте, стало назойливое цитирование некоторых трудов Ленина.
К несчастью Дзюбы, его опус заприметили «диаспоряне» и опубликовали его за рубежом быстрее, чем на Украине, подложив ему свинью и сделав подозрительным в глазах властей УССР.
Более того, зарубежные укронацики, всецело поддерживающие политику новой коренизации, с удовольствием цитировали произведение Дзюбы, чем поспешили воспользоваться недруги литературоведа.
Следует заметить, что сообщество украинской культуры и культурки что сегодня, что во времена СССР отличались склочностью и травлей оппонентов. Особо злобствовали так называемые «мытци» – весьма влиятельная секта национально-ориентированной творческой интеллигенции, выражавшая показную лояльность советской власти и резко сменившая масть, как только в стране подул «ветер перемен».
Примечательно, что затравленные национально-озабоченными коллегами деятели украинской культуры уезжали работать в Москву, Ленинград и другие очаги русско-советской культуры. Об этом, в частности, уже при «незалежной» откровенно рассказывал с экранов УТ известный поэт-песенник Юрий Рыбчинский, некогда обосновавшийся в столице страны, подальше от киевских «доброжелателей».
В конечном итоге Дзюба попал под каток операции «Блок» как адепт буржуазного украинского национализма и был осужден на 5 лет заключения.
Но это, так сказать, цветочки. В посадке Дзюбы, как и в делах Черновола, Лукьяненко и других укронациков, первоочередную роль сыграли те самые «мытци» – национально-озабоченные деятели украинской культурки, а конкретно – Дмытро Павлычко, член Союза писателей Украины, перековавшийся в конце 1980-х в плазменного бандеровца.
Сохранилось и обличительное письмо, написанное Павлычко в адрес президиума украинских совписов, с требованием исключить литературоведа Дзюбу из Союза за «связь с арестованными, использование «самиздата» для публикаций и сотрудничество с бандеровцем Ярославом Добошем» (Дробош приезжал из Бельгии в СССР для встреч с диссидой и сбора «самиздатской» литературы).
Свои пять лет Дзюба не отсидел, а вышел уже через год, выступив с покаянным письмом в обмен на помилование, за что его всю оставшуюся жизнь презирали «мытци» и большинство фигурантов, арестованных в рамках операции «Блок».
Сегодня, тем не менее, УИНП и прочие фальсификаторы украинской истории, считают Дзюбу неразгибаемым борцом с Москвой, советской властью, коммунизмом и прочая, и прочая…
С наступлением «незалежности», Дзюба, как «диссидент», был обласкан украинской властью, осыпан наградами и премиями, стал действительным членом НАНУ и даже пару лет (1992 – 1994) занимал должность министра культуры Украины.
Биография не ахти какая, но УИНП и «свидомые» заинтересовались личностью Дзюбы и поднимают его на щит не случайно, а как уроженца Донбасса. С началом боевых действий неудачливого литературоведа в числе других диссидяг, имевших хоть какое-то отношение к шахтёрскому краю, продвигают в массы в качестве «человека, прославившего Донбасс».
Про диссидентку Светличную известно, что она родилась на Луганщине, в украиноязычной семье и, подобно Дзюбе, была помешана на тотальной украинизации русских областей Украины.
Открыто поддерживала Черновола, Лукьяненко, Стуса, писала персеку Шелесту гневные письма в защиту Дзюбы и, в конце концов, стала фигуранткой дела «Блок», получив 4 года лишения свободы.
После отсидки окончательно примкнула к диссиде, тунеядствовала, за что неоднократно арестовывалась, и затем отказалась от гражданства СССР и была выслана из страны. За рубежом не потерялась, а примкнула к подрывным «правозащитным» организациям, долгое время работала на «Радио Свобода» в Нью-Йорке.
Что интересно, в «незалежную» Неньку Светличная не вернулась, предпочитая жить и умереть в «рассаднике демократии». За что боролась.
Куда интереснее представляется скатывание в диссиду Михайлины Коцюбинской. Все знавшие её лично утверждают, что Коцюбинская получила «классическое коммунистическое образование», в отличие от Дзюбы, Светличной и других фигурантов дела не была в оккупации и «читала за обедом исключительно советскую литературу». Утверждают также, что Коцюбинская входила в число номенклатурных работников УССР.
Любопытную пищу для размышлений дают воспоминания о Коцюбинской бандеролюбивого бывшего председателя украинского пен-клуба Евгена Сверстюка, также входившего в число фигурантов дела операции «Блок».
Из воспоминаний Сверстюка складывается картинка, что укронацики выбрали Коцюбинскую объектом для охмурения, поскольку им позарез нужна была знаковая фигура в своих рядах – Михайлина Коцюбинская была племянницей одного из немногочисленных классиков украинской литературы М.М. Коцюбинского.
Если окинуть взглядом склочные ряды «мытцив» и «совестей нации» советского периода, в них будет полным-полно чокнутых, юродивых и прочих девиантных личностей «по имени никто и звать никак» – и никаких громких имён, а тут, внезапно, появилась возможность перетянуть на свою сторону племянницу украинского классика дореволюционного времени. Какая-никакая «пэрэмога»!
Сверстюк пишет, что, регулярно встречаясь в библиотеке с Коцюбинской, он неутомимо капал ей на мозги, попрекая партийностью («коммунистом быть нечестно») и тому подобной пургой. Отдельным лыком в строку ложились упрёки, основанные на хрущёвских «разоблачениях», выплеснутых на XX съезде. В результате длительной мозгопромывки бывшая «правоверная» была исключена из КПСС, но уголовному преследованию не подвергалась.
Судя по тому, что сама Коцюбинская, уже после наступления «незалежности», называла Сверстюка своим «духовным наставником», говорит о том, что вербовка неустойчивого члена КПСС состоялась, хотя это событие вряд ли можно внести в список профитов «свидомых» – в рядах украинской диссиды Коцюбинская не отличалась упоротостью Стуса, Черновола или Лукьяненко, а тихо коптила небо, подписывая протестные цидули.
Впрочем, после 1991 года достигнутый ею «потолок» был достаточно скромным – «старший научный сотрудник» отдела рукописных фондов и текстологии Института литературы имени Т. Г. Шевченко НАН Украины.
В кавычках – потому что на своём посту жиночка занималась ловлей запятых в текстах «великих светочей» украинской культурки Стуса и Черновола. Являлась прихожанкой УПЦ КП, что лишний раз подчёркивает идейную направленность «инакомыслящей».
Подводя итоги.
Если в списке диссидентов УИНП Дзюба ещё туда-сюда, как достигший определённых вершин украинский литературовед, к слову, попавший в Союз писателей Украины по протекции оборотня Олеся Гончара, провернувшего головоломный кульбит от фронтовика и автора романа «Знаменосцы» к основателю фашистского РУХа и одному из первых расчеловечивателей Донбасса, то парочка попутчиц Дзюбы может считаться диссидентами на уровне анекдота «пионера в жопу клюнул», особенно Коцюбинская.
Впрочем, «яка держава, такие и диссиденты». И в перспективе, таких, надо полагать, будет ещё больше и гуще.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Спасибо!
Теперь редакторы в курсе.