«Стало понятно, что нужно убивать». Ходаковский раскрыл тайны 2014 года

Президент Украины Владимир Зеленский слаб и не готов воевать, однако, за него это могут сделать другие. Команда нового президента США может использовать Донбасс для атаки на Россию. Президент РФ Владимир Путин чётко дал понять, что не потерпит никаких насильственных действий в отношении Донбасса и сотен тысяч граждан России, проживающих в народных республиках.

О том, что единственный путь Донбасса, это интеграция в Россию, что этот путь будет долгим, и что народу Донбасса нужно набраться терпения, обозревателю ПолитНавигатора Валентину Филиппову говорил командир батальона «Восток», экс-секретарь Совета Безопасности ДНР Александр Ходаковский.

Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы YouTube и TikTok.
Для подписки на уведомления в баузере нажмите здесь.

Валентин Филиппов: Наша импровизированная студия находится сегодня в гостях у Александра Сергеевича Ходаковского. Он же «Скиф», он же полевой командир, он же один из высших офицеров армии ДНР в свое время. Здравствуйте, Александр.

 Александр Ходаковский: Добрый вечер.

Валентин Филиппов: Александр, скажите, при каденции нынешнего руководства Украины возможно ли какое-то достаточно серьезное обострение боевых действий на Донбассе? Я имею в виду не позиционные усиления обстрелов, а именно продвижения и попытки изменения конфигурации?

 Александр Ходаковский: Ну, я подкорректировал бы сам вопрос, потому что из него мнение вытекает. Решатся или не решатся, какова вероятность этого, я попробую порассуждать. Если они решатся, то они будут менять не конфигурации, они будут просто кардинально менять ситуацию. Ноль-единица. Зачем им менять конфигурацию, чего они этим добьются? Если уж отваживаться на какие-то действия, которые могут иметь для них последствия, это стоит делать только ради того, чтобы окончательно с нами покончить. Превратить нас в бессистемные очаги сопротивления и постепенно разделаться с нами. Процесс этот, конечно, не быстрый, но тем не менее. Вот только такую цель имеет смысл преследовать со стороны Украины. А для того чтобы где-то вырывать кусок территории, забрать назад Дебальцево или там Еленовку, в этом смысла нет. Последствия могут быть одинаковыми, а цели, задачи разнятся совершенно.

А вот что касается, возможно ли такое при Зеленском? Конечно, при Зеленском такая вероятность ниже, чем при Порошенко. С учетом того, что Зеленский не особо контролирует ситуацию в стране. Он по всем факторам такая личность, такой персонаж, который не может держать в узде ни радикалов, ни своих политических оппонентов, которые гораздо более матерые, чем он. Ведь он все-таки больше со сцены, чем из политики.

Тот опыт, который Порошенко приобрел лет 20 назад, Зеленскому ещё предстоит приобретать. Сейчас он только занимается позерством, не более. То есть это чистой воды популист, на эту тему мы говорили, повторяться не стоит. Но с учетом того, что человек не очень хорошо контролирует ситуацию в стране, в том числе, высших военной иерархии, его мирный настрой компенсируется тем, что он плохо контролирует эту ситуацию.

Мы два месяца назад ждали прихода Байдена с его политикой «Создавать напряженность вовне, для того чтобы расслабить ситуацию внутри», а сейчас мы смотрим, что у Тихановской приглашение на завтрак у Тиффани есть, а у Зеленского, который одним из первых отметился, встал стойку, поздравил Байдена с избранием, пока приглашения нет. О чем это говорит? Ни о чем, или о чем-то все-таки говорит – наши конспирологи склонны видеть в этом какой-то знак дурной для Зеленского.

Как поведет себя Байден, какова будет его модель, бросится ли он сейчас во все тяжкие и начнет усугублять отношения с Россией, или выдержит паузу, или положится на развитие обстоятельств? Ну, понятно, что системное отношение Америки к России и Украине, как к элементу этих взаимоотношений, не изменится, потому что это глобальное соперничество, прописанное на десятилетия, а может быть и больше. Но в данный конкретный момент с учетом конъюнктуры ситуация может опять отложится.

Опять ожидаемые нами какие-то эскалации, обострения, вызванные тем, что пришла другая команда, у них другие взгляды и они поощряют товарища Зеленского к каким-то действиям. Опять это все подлежит пересмотру, подлежит переоценке. Остается фактор того, что может все развиться абсолютно спонтанно. Пользуясь тем, что Америке сейчас абсолютно не до Украины, она будет решать какие-то свои внутренние вопросы. Кто-то предпримет какие-то действия. Может быть эти действия будут локальными, но по всем законам реакции они повлекут за собой более масштабные события, тогда уже инерция, снежный ком, остановить будет невозможно, и исходить нам нужно, прежде всего, именно из этого.

Потому что потенциал накоплен значительный, никаких действий, которые могли бы расслабить ситуацию, которые могли бы стать прологом умиротворения настоящего, не предпринимается. Под такими действиями нужно подразумевать такие, которые достаточно эффективны – восстановление торгово-экономических отношений, изменение риторики СМИ, изменение риторики на официальном уровне. Официальный уровень киевский сейчас не особо раскачивает лодку, но в то же время…

Валентин Филиппов: На максимуме зафиксировался

 Александр Ходаковский: Они зафиксировались, но они толкают мессенджи, они делают такие заявления, которые, сами за себя говорят. Например, когда они продлевали этот закон об особом статусе, они сказали: «Мы продлим, но мы исключим все упоминания о формуле Штанмайера». Они в любом случае кастрировали уже настолько насколько можно всю эту тематику, связанную с предоставлением каких-то особых условий Донбассу. Они говорят, что «Мы можем предоставить какие-то особые условия только в рамках общей децентрализации», то есть на общих правах. Про какие-то амнистии боевикам и прочее они говорят достаточно односложно – никакой амнистии быть не может, всем, кто проливал кровь, а это участников конфликта прямых и непрямых, ну огромное количество…

Валентин Филиппов: Ну, разговор же идет не об амнистии, а о запрете преследования. То есть как с Майданом было. Они приняли закон, они же не амнистию выдали, они запретили преследовать участников тех событий.

Александр Ходаковский: Об этом говорили в том числе и тем, кто управляет процессами со стороны России. В минской переговорной группе, мы говорили о том, что для нас вообще само понятие амнистия, оно неприемлемо…

Валентин Филиппов: Там, по-моему, слово «амнистия» и не используется, в документах.

 Александр Ходаковский: Да. Я писал там докладную, говорил о том, что амнистия подразумевает признание вины и прощение якобы этой вины. Наша позиция достаточно понятная в этом плане, но мы говорим теми терминами, которые общеупотребимы. Амнистия — значит амнистия, чтоб не усложнять вещи для понимания. Так вот они говорят такими категориями, которые четко демонстрируют, что они не призывают к войне до победного, они избегают таких фраз, они говорят другие фразы, которые подразумевают войну до победного.

Валентин Филиппов: А не кажется ли вам, что ту же Украину, я бы побоялся сказать, что может быть и Российскую Федерацию, устраивает то, что происходит сейчас. Вот в таком виде Украину это все устраивает. Ведь, в конце концов, даже военная победа каким-то там образом волшебным, ставит потом перед Украиной достаточно много сложных задач.

Даже в том числе те же репрессии и фильтрация населения, наказание и отлов так называемых боевиков, вкладывание денег в развитие инфраструктуры, поврежденной войной. Все это в общем-то лишняя головная боль. Так можно сказать, что «Раз Россия оккупировала кусок, вот Россия во всем и виновата». И жить с этой риторикой и постреливать в ту сторону и говорить: «Ну, мы правы, потому что можем стрелять, потому что они террористы и оккупанты».

 Александр Ходаковский: Валентин, ну, когда я говорю о вероятности обострения, даже само употребление термина «вероятность» говорит о том, что есть же и другая точка зрения. Именно вот эта точка зрения. Когда мы исследуем вопрос, мы балансируем между двумя началами: с одной стороны, мы говорим о вероятности военного сценария решения проблемы, с другой стороны мы сами себе же контраргументируем – диалог же должен быть сколько ни будь полемичным, мы сами себе контраргументируем этими аргументами, которые вы изложили сейчас.

Но есть ещё один фактор, который нельзя сбрасывать со счетов: это попытка втянуть Россию в более масштабный конфликт. Давайте мы будем исходить из того, что говорит президент России Путин. А говорит он о том, что если Украина предпримет действия насильственного характера в отношении уже теперь сотен тысяч российских граждан, проживающих на территории ДНР и ЛНР, то Россия вынуждена будет вмешаться. И везде закадрово, хитро, «08. 08. 08» подразумевается. То есть любые разговоры заканчиваются, и мы последуем сценарию «08. 08. 08.». А если предположить, что кому-то это и надо. И вот этот фактор для меня самый убеждающий и убедительный.

Потому что я смотрю не столько на наши взаимоотношения с Украиной на линии соприкосновения, где мы там занимаемся «перебранками», условно говоря, пусть меня простят те ребята, которые там сидят в окопах и эти «перебранки» на себе слушают. Я смотрю на контекст в целом, местоположение России, какая-то динамика, которая происходит с ней и вокруг неё. И, на самом деле, ситуация тревожная. Я не буду говорить про то, что там один Навальный чего-то там может изменить и прочее, но когда критическая масса накапливается, а сейчас с учетом прихода не Байдена, этого старого маразматика, а с приходом его команды, где все известные нам персонажи: там и Клинтон, и остальные, и Нуланд…

Валентин Филиппов: То есть они все ещё живы.

 Александр Ходаковский: Да. Вот с приходом этой команды, и много там персонажей, которых мы и не знаем, нужно ожидать каких-то действий с их стороны. Россия для них может быть и не такая уж самоцель вот с ней расправиться, разделаться, хотя сколько лет они с нами боролись ещё с тех незапамятных времен. Для них эта задача из перечня стратегических задач никуда не делась. Но вопрос в том, действительно, что нужно создать где-то точки напряженности, переключить внимание. Те люди, которым следует знать, которые направляют свои ресурсы в тот или иной конец планеты, они прекрасно понимают, что такое Россия, и как нужно создавать там проблемы.

А мы все время говорим, возвращаемся к этой теме – и Кавказ, и Средняя Азия, и пожалуйста вот, Украина сейчас в ближнем, так сказать, подбрюшье. Если раньше это было «мягкое подбрюшье», то сейчас это ёж, который лежит прямо под брюхом у России, который создает постоянный дискомфорт. Так вот если вдруг это все в совокупности вокруг России выстрелит, тогда сутки-двое-трое в подходящий момент – и здесь начнется очень веселая обстановка, скажем так. Поэтому сказать, что все всех устраивает – да, Украину – да. Но Украина ведь не субъект.

Валентин Филиппов: Не сама по себе.

Александр Ходаковский: Украина — это объект. Поэтому если те люди, которые принимают за Украину решения и используют Украину впрямую, решат, что так нужно в отношении России, затянуть её поглубже… Ведь по сути когда Стрелков в 2014 году кричал «Путин, введи войска», ну наверно по этому сценарию все и получается.

Валентин Филиппов: Можно я неожиданно свое мнение скажу коротко, вот по поводу не самого Стрелкова, а в целом. Вот тогда, в то время, ну я как бы получается, в этом всем не участвовал с оружием в руках, но мне тогда казалось, что такая вот зашла группа Стрелкова в Славянск, группа Безлера ещё куда-то зашла, вы вот в Донецке были на тот момент.

Мне казалось, что просто надо в каждый город заводить группу по 60 человек относительных профессионалов, и они будут там обрастать. Просто мне кажется, что почему-то остановились, не стали так делать, или людей не хватило, или бюджетов не хватило, или воли политической не хватило, кто-то мешал может быть, а может быть не было такой задачи. Просто это все более массово должно было быть. Мне казалось, что было огромное количество людей, которые были готовы взять в руки оружие, их надо было только организовать и брать по городу вот так вот. Тогда можно было заходить в каждый город 50 человеками. Ну на Юго-Востоке по крайней мере. И тут же обрастать, тысячами становиться.

 Александр Ходаковский: Ну на начальном этапе так и было. Каждый город брался под контроль небольшими, относительно силами. Там ополченец с позывным «Чечен» примерно с такими же силами около 100 человек взял под контроль Мариуполь, но как только подошла регулярная украинская армия он вынужден был оставить Мариуполь…

Валентин Филиппов: Не, ну надо было ему подвезти оружие, дать возможность собрать ополчение.

 Александр Ходаковский: У него, я насколько понимаю, с оружием проблем не было. Вопрос в том, что у Украины этот ресурс был, а мы его только накапливали. Украина дала нам некоторую фору в силу тех обстоятельств, что, например, в Киеве форматировалась новая власть, они в этот момент только осмысливали, что делать с этой проблемой. Плюс проблема для них ещё до конца себя не обозначила какого рода эта проблема – это выступление общественников, лидеров общественного мнения, организация, так сказать, каких-то митингов, шествий, захват зданий административного характера, чего-то ещё, или это другого рода проблема.

Так вот пока это была проблема ещё сопоставимая, например, с майданной по методологии, то они имели возможность раскачки. Мы давали друг другу фору, но мы давали фору по объективным причинам – потому что у нас не было ещё людей, не было достаточного количества людей, готовых воевать. Люди готовы были выходить на митинги, ходить шествиями по улицам, но когда нужно было уже создавать какую-то более-менее действующую регулярную армию, ну не регулярную, добровольческую понятное дело, из 10 человек с удовольствием выходивших на митинги едва ли один нашел в себе решимость…

Валентин Филиппов: Ну это хороший процент.

 Александр Ходаковский: Это нормальный процент, но этот нормальный процент дал от силы 20 тысяч в итоге человек, которые с оружием в руках, а давайте 20 тысяч если умножим на 10, то уже там 200 тысяч, а 200 тысяч здесь по улицам точно не ходило, а от силы там 15-20 те же самые тысяч. Ну сочувствующих было очень много. Но мы сейчас как бы отходим от темы, погружаемся в этот вопрос.

Я просто скажу так, что мы просто физически не успевали. Тогда Украине было легче принять решение задействовать аккумулированные ресурсы регулярной армии, чем нам собрать эту регулярную армию сопоставимую где-то хотя бы по потенциалу с украинской армией. Ну, вот если я начал в марте самый первый формировать уже подразделение, и у меня к апрелю было 2 роты порядка 120 человек в общей сложности. Ну вот на протяжении последующих месяцев апрель-май-июнь-июль, вот к августу у меня было 4 тысячи человек.

То есть я эти 4 тысячи человек набирал не один месяц. Август-сентябрь – это 4 тысячи человек, начиная там в апреле-начале апреля со 120 – 4 тысячи человек. Это нельзя было сделать вот так за две, за три недели собрать тысячу, потом ещё тысячу и в конце месяца получить 4 тысячи человек. Мы объективно отставали по темпам от Украины.

С их стороны темпы осмысления, а с нашей стороны создание целой армии: это укомплектование, подготовка, приведение к нормальному бою — это создание тех условий и возможностей, при которых эта армия может воевать в принципе. И мы естественно создавали с нуля. Да никто этого не делал никогда. Даже в 1917 году прошлого века большевики, ну они уже использовали готовую армию, людей, которых они просто переманивали на свою сторону, обещали им заводы рабочим, землю крестьянам, кто что хочет, тот и получит, так сказать. И люди, которые уходили с германского фронта, в то время и в Германии начались проблемы…

Валентин Филиппов: Да. Это очень удобно – вернуться с фронта и получить землю.

 Александр Ходаковский: А нам нужно было из мирных людей, из вчерашних афганцев создать армию. Соответственно у нас просто не хватало времени. И люди, понимая, что уже начались первые столкновения – это вот конец апреля-начало мая уже пошли какие-то боевые действия, там Карловка, другие направления. Стало понятно, что будут убивать, и нам придется убивать. Это тоже в какой-то степени притормозило энтузиазм людей, потому что ты понимаешь, что это совсем другой разговор, это не ходить по митингам с шествиями по улицам.

Поэтому здесь есть объективные причины, и когда приходилось, так сказать, отдавать города и тот же Стрелков, когда он выходил из Славянска, он объективно избегал окружения, потому что вокруг него ни в Артемовске, ни в Краматорске не было каких-то значимых сил, которые могли бы его подстраховать. Он мог уходить поэтапно, но принял такое решение, какое принял.

Но я к тому хотел сказать, что Стрелков в свое время говорил: «Путин, введи войска». И получается, что мы просто выторговали 6 лет времени. Это немало. Если бы это случилось в тот момент, например, Путин отреагировал и ввел войска, конечно мы бы имели на сегодняшний день другой результат. Но зачем заниматься гадательством? Сейчас ретроспективу исследовать практически невозможно.

Валентин Филиппов: Практически да.

 Александр Ходаковский: Задним умом – это неблагодарное дело. Но вопрос в том, что сейчас сценарий введения российских войск в случае, если Украина предпримет какие-то действия, он очень высокий. А это уже предпосылка. По сути, ситуация приготовленная к тому, чего хотел бы Запад. Чего мы, например, не добившись Новороссии, не расширив территории…

Валентин Филиппов: Ну Россия ввела войска в Крым. И ничего.

 Александр Ходаковский: Как и в Приднестровье, присутствие российских войск в Крыму делает невозможными любые действия насильственного характера в отношении этих территорий, чего многие бы конечно хотели для себя.

Валентин Филиппов: Хорошо, вы вот армию формировали, все понятно. Обычно у государства, а ДНР – это государство на сегодняшний день, признанное – не признанное, но у него своя армия. Можно эту армию народной милицией называть, первым армейским корпусом… Обычно существует доктрина, и она не секретная, как правило.  То есть армию к чему-то готовят, ей объясняют и населению объясняют: «Вот наша армия существует для того, чтобы….

Наша задача в случае чего взять Брюссель», или наоборот – «Отступить на подготовленные рубежи и дожидаться помощи. Отпугнуть. Сделать маневр»…  Ну я, не знаю. Существует какая-то вот доктрина… Должно это быть.

 Александр Ходаковский: На сегодняшний день наша доктрина исключительно оборонительная. Понятное дело, что у нас подпунктами этой доктрины является стоять до последнего, оборонять каждый рубеж настолько, насколько, скажем так, позволит воля, боеприпасы, количество личного состава и количество раненых, которые тоже являются обременением для личного состава. Ну, это я детализирую. Но как себя поведет каждый отдельный конкретный солдат – это уже, как говорят, бой покажет.

Кто-то будет стоять до последнего и упираться, кто-то в составе подразделения будет уходить, я видел и такие, и такие примеры. И причем и в обстановках, которые позволяли и посопротивляться, и повоевать, но люди снимались и уходили, оставляя без боя целые населенные пункты, как Авдеевку, например.

Или у меня один есть двухметровый пулеметчик, парень, который уже младший лейтенант, в 2014 году ему едва ещё только не исполнилось 18, он из всего подразделения, оно было наспех собрано из комендачей, один единственный остался, отстреливался и удержал позиции. Причем достаточно, там в районе Октябрьского поселка достаточно значимая позиция. Там развилка дорог, дорог магистральных. То есть бывают разные случаи.

Как поведут себя наши солдаты в конкретной обстановке – мне бы хотелось верить, что они будут воевать, что они будут сопротивляться. Но команды на отход… Максимум у нас может быть миграция между первой и второй линией обороны, которые ещё нужно создать. Но это нормальный тактический маневр, когда, избегая поражения артподготовки, мы можем перемещаться каким-то образом. Это известная практика, которая применяется всегда и повсюду. Другой доктрины у нас нет. Отходить никто не будет. Мы понимаем прекрасно, что вести какие-то наступательные действия обширного характера на каких-то серьезных участках фронта мы на сегодняшний день ну, наверное, мало способны…

Валентин Филиппов: То есть нового Дебальцево не будет?

 Александр Ходаковский: Ну, Дебальцево – это совокупность условий. Это Луганск с одной стороны, мы с другой стороны, плюс Дебальцево клином вдавалось в территорию противника и нам оставалось только перерезать пути сообщения, что мы и сделали при помощи артиллерии, при помощи выдвинутых вперед групп.

И мы добились такого положения, при котором противник мог оказаться в полном окружении, а это не одна тысяча человек по тем данным, которые они официально заявляют. И в итоге было принято политическое решение выпустить весь контингент, который находился в Дебальцево, и захлопнуть потом за ними ворота. Других таких вариантов на сегодняшний день нет…

Авдеевка, она совсем по-другому на сегодняшний день сконфигурирована, честно говоря. Мы можем аккумулировать на каком-то участке по необходимости какой-то ресурс, можем его задействовать, но все равно это будет частная задача, решение какой-то конкретной задачи, локальной. А так, чтобы при нашем ресурсе, который не развивался за 6 лет совершить какие-то серьезные наступательные действия, переломить ход.… Ну, к этому нужно готовиться. Нужно серьезно готовиться, нужно опять же формировать резерв, прежде всего человеческий резерв.

Чем вооружать у нас есть, а кого вооружать – нужно ещё подготовить. Собственно говоря, я бы этот вопрос на пессимистической ноте не заканчивал бы. Потому что только через Восток прошло 8 тысяч человек. И часть этих людей, значительная часть, готова снова вступить в ряды и воевать, когда вопрос встанет ребром…

Валентин Филиппов: То есть мобилизационный ресурс есть.

 Александр Ходаковский: Есть, есть.

Валентин Филиппов: И качественный.

 Александр Ходаковский: Он есть, причем обкатанный. И это предоставляет нам право на надежду. Но любая мобилизация – это время.

Валентин Филиппов: Что-то пожелаете Донбассу в новом году?

Александр Ходаковский: У меня сейчас только одно на языке постоянно вертится – это только «Терпение». Потому что быстро эта ситуация не закончится. Висеть она будет над нами очень долго. К сожалею, это изматывает. Я скажу, что люди умирают пачками только из-за того, что они находятся в состоянии постоянного стресса. То, что одни переносят, например, в других обстоятельствах и в другой обстановке переносят гораздо легче, нам дается гораздо тяжелее, потому что здесь земля, она как будто придавлена такой свинцовой плитой, такой хорошей, увесистой. Я скажу, что людям здесь очень тяжело. Они ходят в магазины – пожалуйста, что надо в магазине ты всегда найдешь, цены сопоставимые, ну где-то как-то, плюс-минус ростовские, где-то дороже, где-то дешевле. Все зависит от того, как поставщик завозит. То есть нехватки обычных вещей не существует.

Валентин Филиппов: А уровень жизни вот сопоставим с Ростовом на сегодняшний день?

 Александр Ходаковский: Нет, нет, ни в коем случае, конечно. Уровень жизни далеко не сопоставим с Ростовом. Его даже нельзя сопоставить со Смоленской областью, потому что уровень заработной платы, уровень пенсий достаточно невысокий. Спасает только то, что относительно невысокая коммунальная оплата, коммунальные платежи.

Но в целом обстановка относительно тяжелая. Экономика в России по различным регионам после 90-х, после этого развала, после этого кризиса восьмого года, мощного кризиса, она как-то стабилизировалась, а у нас сейчас динамика отрицательная. Мы сейчас стоим на пороге потери целых отраслей. Угольная отрасль, она на сегодня на ладан дышит, это видят все. У нас же все-таки край шахтерский. Большая часть шахт уже давно не являются градообразующими предприятиями или серьезно наполняющими бюджет. Они сейчас сами такие, полудотационные, эти шахты несчастные. Но все равно мы привыкли считать себя краем шахтеров, а это семьи, это родственники, это целый конгломерат.

Валентин Филиппов: Хорошо, а что же надо сделать? Надо включить Донбасс в экономическую систему России?

 Александр Ходаковский: Только так. Мало того, нужно и уровень всего социального обеспечения Донбасса подтягивать под российский. Потому что я другого варианта не вижу. Ещё в 2015-м году, когда я начал осмысливать ситуацию, как только первый ажиотаж прошел, как только появилось время и материал, чтобы хоть как-то его подвергнуть анализу, стало понятно, что невозможно отсечь орган от одного организма и не пришить его к другому, сопоставимому по параметрам, по крови, там, по резусу, по всему остальному.

Я ещё в 2015 году об этом говорил, это было любому мало-мальски думающему человеку понятно, что мы в своем таком замкнутом состоянии выжить самостоятельно не в состоянии. У нас разорваны кооперационные связи. Авдеевский коксохимзавод там, а шахта имени Засядько, которая туда поставляла коксующийся уголь здесь и Енакиевский метзавод, который потреблял этот уголь здесь. Мало того, что все разорвано, самое главное, что одномоментно исчез рынок сбыта. И конечно было уже тогда понятно, что мы стагнируем и ползем куда-то вниз, это закономерный процесс, объективный процесс, никуда от этого, к сожалению, не денешься.

Люди это видят. И как опора, основа … даже не просто какие-то социальные отношения, а сознание, привычка думать, что мы – угольщики, шахтерский край, все на этом завязаны. Десяток шахт, он тянет за собой не меньше полутора десятков, а то и больше предприятий, обслуживающих эти шахты по всем вопросам. И угледобывающая техника и все сопутствующее.

А сколько социальной инфраструктуры они тянут на себе эти шахты, огромное количество. Конечно, для нас это тяжелое осознание, тяжелое время. Поэтому если что-то людям желать, так это только терпения. Я не могу им врать и говорить: «Ребята, следующий год будет для нас каким-то кардинально меняющим все». Нет, ничего этого не будет, к сожалению, к осознанию этого мы давно пришли, эта ситуация надолго и ещё будет падение.

Пока мы не дойдем до понимания, что надо как-то с Россией, на неофициальном уровне, нас не признают в ближайшей перспективе, в среднесрочной перспективе не признают, а уж о воссоединении мы можем говорить только в том случае, если небо на землю упадет. Если случится какой-то там серьезный катаклизм, когда уже актуальной станет поговорка «Сгорел сарай, гори и хата». Присоединим уже так, «одним махом семерых побивахом». А там ещё и прихватим сколько земли. Если такое случится, тогда может быть.

А если все будет на уровне этой вялотекущей шизофрении, конечно эта вся ситуация будет длиться долго. Нам нужно на неформальном уровне, как это сейчас и происходит во многом, создавать новую интеграцию и только на это уповать. Других вариантов нет. Ну а пока это случится и пока это войдет в силу, это тоже момент инерции, не один год возможно, людям придется, конечно, жить в этой обстановке.  Ну … знаешь, я как «Раб Лампы», я раб этой территории. Сколько не спрашивали: «Слушай, не пора ли?», я понимаю, что отсюда никуда не денешься. И так как я думают подавляющее большинство людей.

Мы привязаны к этой территории, мы столько в неё вложили, столько в землю людей положили, что какие могут быть варианты? Кем бы я был если бы сорваться, найти себе применение в России и сделать эту проблему не моей, личной, а какой-то отстраненной, смотреть на это со стороны. Это все равно что получить миллион проклятий себе в спину и жить с этим до конца жизни. Мы остались на этой территории, мы несем за неё ответственность, мы должны быть просто рядом и переживать вместе с ней то, что переживает она. И ты знаешь, после 6 лет вот этого всего, это уже не пафос, это уже не красивые слова, это уже такое объективное отношение к ситуации, к территории и к самим себе.

Только терпения, всем одного, терпения.

Валентин Филиппов: Ну хорошо. На этой позитивной ноте … что мы своего дождемся, мы русские, мы привыкли ждать … что все в конце концов утрясется.

 Александр Ходаковский: С наступающим.

Валентин Филиппов: С наступающим.