О чём умолчал Владислав Сурков

Не нуждающийся в дополнительном представлении Владислав Юрьевич Сурков писать любит и умеет. Его перу принадлежит несколько концептуальных текстов и даже один роман под псевдонимом. Его статьи всегда проходят по разряду “наделавших много шума”. Благо, темы автор всякий раз выбирает глобальнее некуда. Чтобы, значит, широкими мазками, не жалея обобщений и красивых модных фраз. Чего стоит хотя бы один из последних текстов кремлевского идеолога – о матриархате в мировой политике. Или – о чудесном бронепоезде, умчавшем автора в пору его юности из мира болливудских грез в мир большой политики. Или о России – стране-полукровке, вечно мечущейся между химерами восточного и западного выбора.

В этот раз Сурков взялся раскрыть тему куда более тяжеловесную. Обьяснить массам, что же собственное такое построили в России при его деятельном участии за 18 путинских лет. «Долгое государство Путина» – такое название детищу коллективной российской бюрократии придумал Владислав Юрьевич.

Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы YouTube и TikTok.
Для подписки на уведомления в баузере нажмите здесь.

Текст изобилует словесными оборотами вроде “аксиомы новой российской государственности”, “иллюзия выбора”, раскавыченными цитатами западных классиков, отсылками к прежним моделям российской государственности, начиная с “Москва-Третий Рим” и далее – через петровскую эпоху – прямо к большевикам. Сравнивает Владимира Путина с де Голлем, Ататюрком и американскими “отцами-основателями”. Предсказывает нынешней политической машине РФ долгое и славное будущее, тем более, что, по словам автора, она еще не вышла на полную проектную мощность.

Много чего есть в последнем тексте Суркова. И смысл – не в перечислении. В конце концов, это не школьный реферат. Для нас важно другое. Насколько весь этот набор возвышенных фантазий и красивых идеологем отражается в воде повседневности. Соприкасается с тем, что творится “в поле” и на земле. Той самой, на которой живут миллионы людей, мыслящие отнюдь не масштабами столетий, а мерками своей маленькой человеческой жизни. Помните позднесоветский анекдот горбачевской поры?

Выступает лектор общества “Знание” перед колхозниками с лекцией о преимуществах советского строя. И весь такой: бла-бла-бла..И речь течет плавная, словно мед. И тут голос из зала:

– Товарищ лектор, а как же дефицит?

Но лектор опытный, уворачивается от ответа:

– Да, существуют некоторые трудности в снабжении, но в принципе, у нас все есть.

Но дотошный колхозник не унимается: –

Товарищ лектор, а “В принципе”- это так магазин называется? Подскажите мне адрес.

Так и здесь. В принципе, картина великого и стабильного будущего России, нарисованная Сурковым такова, что жить в такой стране не откажется никто. И все вроде бы правильно. Ровно до того момента, когда вспоминаешь (а, может, кто-то со стороны подсказывает, если забыл), что автор – не просто кремлевский идеолог и писатель-футурист, но еще и человек, ответственный за конкретное направление российской политики – украинское.

А также, как его в один голос называют что провластные, что оппозиционные СМИ – главный куратор республик Донбасса – ДНР и ЛНР. Главный уполномоченный переговорщик с американцами по теме “минских соглашений”. Человек, формулирующий то, что потом, будучи облечено в форму аналитики, ложится на стол к президенту Путину и кладется в основу принимаемых решений, непосредственно влияющих на судьбы миллионов людей.

И вот, если прочитать текст Владислава Суркова именно в такой оптике, ощущения он вызывает не такие благостные, а крайне противоречивые. Особенно если читать его глазами человека из Донбасса.

Неудобные вопросы к автору начинаются буквально с первых же абзацев. Какое место в этой эпической картине великого российского будущего занимает, например, ЛНР? Жителям которой, с одной стороны, свои и заезжие из РФ мастера культуры рассказывают, что они – часть русского мира, и что “от Луганска до Кремля – это Родина моя”. А, с другой, – ведут от их имени какие-то мутные переговоры о возвращении на Украину. Которая уж точно  частью русского мира отныне и навсегда – являться не будет. Во всяком случае, при нашем поколении точно.

Есть ли у кремлевского идеолога четкий посыл для этих людей? Или они – бедные сироты-приживалки, толпящиеся за оградой России, в которой им не хватило места?

Вопрос не праздный. Потому что можно сколько угодно кричать о русскости. Или о том, что “наш выбор – Россия”. Но любовь, как выражался персонаж книги Ильфа и Петрова, – это продукт полного непротивления сторон. А, значит, одного донбасского желания мало. Нужна еще и четко высказанная твердая воля самой РФ. А кто у нас в РФ занимается выработкой политики в отношении Донбасса? Значит, вопрос по адресу.

Что мы видим в реальности? Чуть ли не каждый день какие-то думцы или сенаторы или писатели, не говоря уже о журналистах и политологах, что-то рассказывают о необходимости признать ЛДНР. И вроде как бальзам на раны дончан и луганчан. А потом… стоп.

А кто это, собственно, говорит? Нет, без сомнения, все – хорошие и достойные люди. Но – никак не причастные к принятию решений. А вот лицо, по закону имеющее право говорить от имени России, – министр иностранных дел Лавров – уверяет, что Донбасс – это часть Украины.

Так определились бы уже, наконец: или признаете или прекращайте дезориентировать людей, рассказывая им, что они – “русский мир”. Потому что это как с женитьбой. Обещать – не жениться. А вот штамп в паспорте – это железный аргумент. В нашем случае закон о признании  и есть такой штамп в паспорте.

И не надо мне говорить, что это суперсложно. Или что народ в РФ не готов вслед за Крымом “оплачивать” еще и воссоединение Донбасса. Думаю, одной команды Владислава Юрьевича было бы достаточно, чтобы весь пул работающих с ним политологов, экспертов, интерпретаторов как что надо понимать и прочих лидеров общественного мнения легко убедил бы обывательскую массу от Калининграда до Курил в судьбоносности и крайней необходимости такого шага.

Далее. Красивые и мудреные слова о “моделях государственности” – это ок. А как с ответом на конкретный вопрос: какую модель государственности под кураторством Владислава Суркова построили в ЛДНР?

Положа руку на сердце, не является построенное никакой “притягательной витриной” для украинцев. И даже для жителей оставшейся под Украиной части Донбасса. Ни в сфере зарплат и пенсий – они на Донбассе ничтожные, ни в плане цен – они растут, как и на Украине. Ни в плане создания рабочих мест – не может нормально развиваться регион, правовой статус и будущее которого не определено. Ни в плане борьбы с олигархами. А Сергей Курченко с его “Внешторгсервисом” – это, простите, кто? Не олигарх? А Александр Янукович? Даже ахметовские предприятия – и те не национализировали, а стыдливо “передали во внешнее управление”. В переводе на простой русский язык: сидят приказчики и стерегут хозяйское добро в ожидании возвращения законных хозяев, когда все рассосется. А чтобы добру не пропадать – управляют им. Но не владеют. Вот и вся национализация.

Пожалуй, единственный плюс республик по сравнению с Украиной – это криминогенная обстановка. Там не бандитствуют непонятные формирования под патриотическими лозунгами. Но, справедливости ради, до войны тоже не бандитствовали. Так что и этот “плюс” по сути – попытка продать людям то, что у них и так было.

При этом, на Украине, хоть и находящейся под колпаком Запада, оставили отдушину для выпуска пара и недовольства населения – тамошние политиканы и кандидаты в президенты поливают друг дружку помоями в эфирах так, что аж гай шумит. И никому это не мешает. А в ЛДНР выдавили из публичного поля даже вполне конструктивных, системных критиков тамошней власти. При этом, называя это все громким термином “народная республика”. И ведь совершенно непонятно, какая беда произошла бы, заседай в народном совете не две, как сейчас, а, допустим, 6 фракций. Включая недопущенных Губарева, Пургина, Ходаковского или Компартию ДНР.

Но это ладно. Это – фасад. Пусть и важная, но не конструктивная часть здания. А ведь есть к Владиславу Юрьевичу вопросы и более глобального, как он любит в своих текстах, характера. Например: что дальше делать с почившим в бозе минским процессом? Это уже прямая епархия Суркова? Есть ли у него “план Б” в этом вопросе или  мы и дальше будем слыщать заверения о том, что “Минску” нет альтернативы” – и хоть об стенку убейся?

С момента начала заварухи на Донбассе прошло уже пять лет. Оценку эффективности  той или иной стратегии дает ее развертывание в динамике. Если осенью 2014-го еще можно было верить в то, что удастся заставить Киев выполнить политическую часть “Минска” насчет “особого статуса” и всего остального, то уже зимой 2015-го таких иллюзий стало меньше вполовину. Но курс не учел изменившихся обстоятельств, и машина пропаганды продолжала крутить заезженную пластинку “безальтернативного Минска”.

Таковым (безальтернативным) “Минск” оставался и в 2015-м, и в 2016-м, и в 2017-м, и в 2018-м годах. Невзирая на, казалось бы, очевидное противоречие этой мантры реальной действительности.

Нарушая все законы научного познания, согласно которым практика- единственный критерий истины. Но в донбасском сюжете произошло алогичное: сформировалась своя, отдельная реальность, резко альтернативная реальности, данной в ощущениях.

На практике Киев с каждым годом все больше повышал градус отчуждения относительно Донбасса, перешел к полной блокаде региона и, наконец, самыми главными устами изрек, что Украина не будет давать региону никакого особого статуса. А вместо амнистии будет многоуровневая люстрация и фильтрация.

А что в ответ с противоположной стороны? А в ответ уже знакомое: “Ребята, давайте жить дружно!”.

В этих обстоятельствах верить в позитивный исход “минского” сценария может либо неисправимый идеалист, либо оптимист на зарплате.

В сухом остатке на сегодняшний день “минские соглашения”, которые изначально задумывались, как гиря на ногах Украины, действительно стали гирей, только на ногах России. И даже не гирей, а чемоданом без ручки, который нести невозможно, а выбросить жалко. Дорогостоящим во всех смыслах имиджевым проектом, который “почему-то” не работает. Единственный смысл этих соглашений сегодня – это бесконечно тянуть время в расчете на авось. А вдруг произойдет что-то такое, что кардинально изменит расклад и смешает фигуры на доске?

Может быть, и так. Но, положа руку на сердце, разве это политическая стратегия? Это что-то сродни религиозной вере в чудо. А вдруг в Киеве одумаются и выберут вменяемого президента? А вдруг развалится ЕС и ему станет резко не до Донбасса? А вдруг Америка “отдаст Украину Путину в обмен на Сирию”, как нас уверяли многочисленные оракулы в первые недели после избрания Трампа?

С верой спорить трудно. Но веру невозможно анализировать. Она иррациональна. А вот стратегия прагматична. Причем, даже в мелочах. За всеми этими геополитическими интригами высокого полета забыли, кажется, главное. Можно сколько угодно доказывать, что перевод конфликта в статус “замороженного” и “вечного” – это хорошо и замечательно. Если бы не то обстоятельство, что в заложниках у этого конфликта остается несколько миллионов человек. Которых, стратегам, обозревающим  поле боя с высоты лаврской колокольни, кажется, просто не разглядеть.

Есть такая народная мудрость: пока толстый похудеет, худой сдохнет. В переводе на язык “донбасских” аналогий это означает предельно простую вещь. Пока политики и политические сценаристы играются шахматными фигурками, обычные люди живут обычной жизнью. Не самой лучшей в плане качества – под обстрелами и в условиях непризнания и блокады. Фактически, запертыми в “гетто”, из которого можно выехать только в одном направлении – в РФ. Каждый новый год “замороженного конфликта” – это “вырванные годы” из чьей-то конкретной жизни. Которая могла бы быть нормальной, а является подвешенной на ниточке неопределенности и отсутствия внятных перспектив. А время – ресурс невосстановимый.

Вместе с тем, Россия, при наличии политической воли, подкрепленной экспертными выкладками, могла бы решить проблему Донбасса, дать региону перспективы вместо нынешнего вялотекущего гниения в неопределенности, довольно легко. И механизм этого “легко” – давно уже является секретом Полишинеля. Во-первых, официальное признание ЛНР и ДНР по “абхазскому” и “югоосетинскому” образцу. Владиславу ли Юрьевичу не знать, как это делается?

Во-вторых, вместо демотивирующих население разговоров о массовой выдаче российских паспортов – организация реального процесса такой паспортизации по крымскому образцу 2014 года. Ну и, в-третьих, заключение с правительствами ЛНР и ДНР официальных соглашений о дислокации на Донбассе легальных военных баз регулярной армии РФ, как гаранта стабильности и мира в регионе. После этого война на Донбассе прекратится в течение пары месяцев, – так же, как она сошла на нет в Грузии. Потому что Украина будет поставлена перед необходимостью воевать непосредственно с РФ, а не с “ополчением” или “народной милицией”.

Можно пойти еще дальше – и – основываясь на том, что регион населяют несколько миллионов человек с российскими паспортами, узаконить их приобщение к России вместе с землей путем нового референдума.

Кстати, чуть не забыл. Массовая российская паспортизация региона даст в руки Москве отсутствующие у нее сегодня неоспоримые козыри. Одно дело – “стоять за спинами” чужих граждан, пусть сколько угодно близких и родных. А совсем другое – использовать все средства, включая военные – для защиты собственных граждан.

Можно сколько угодно оспаривать законность того или иного  референдума, но невозможно оспаривать наличие в карманах у трех миллионов человек паспортов с двуглавым орлом. Сам факт наличия таких паспортов в карманах обнуляет любые претензии Украины в отношении их владельцев, но одновременно наделяет правами Россию. Повторю еще более доходчиво: с этого момента война Украины за Донбасс станет борьбой за территорию без людей. Потому что там не будет граждан Украины. А вот участие России в этом конфликте безупречно легализуется с правовой точки зрения – поскольку речь пойдет о защите не каких-то там “юго-восточных украинцев”, у которых, как ни крути, есть свое государство, и это – не Россия. А о защите непосредственно россиян.

Этот разговор можно было бы продолжать и дальше. Но даже сказанного достаточно, чтобы увидеть, как много  “на земле” вопросов, требующих немедленного ответа. И столь же понятно, почему у ответственных чиновников и идеологов нынешней России столь велик соблазн укрыться от неудобных вопросов, высоко взлетев в недоступные простым смертным эмпиреи глобальной политики.