Пожар с человеческими жертвами в одесской психиатрической больнице привел в ступор горожан и моментально оброс слухами. Одна из версий полиции — «огонь, занесенный извне». Немыслимо циничная дерзость в городе, который никогда не оправится от огненной трагедии 2 мая, в городе, где пламя унесло жизни детей в лагере «Виктория» и где постоянно «самовоспламеняются» памятники архитектуры и жилые кварталы, мешающие появлению бизнес-монстров из стекла и бетона…
Пока что мы слышали официальные комментарии, возмущения одесситов, но не знали, – а что же происходило там, внутри? Ответить на вопросы «ПолитНавигатора» согласилась Ольга, которая несколько лет, с перерывами, проходит реабилитацию в одесской психиатрической больнице. Тяжелейшая травма головы аукнулась в ее случае эпилепсией, женщина лечится не принудительно в плохом смысле этого слова и проблем с адекватным восприятием действительности не имеет.
Ольга рассказала, что последнее время, а именно с 2014-го года и начала «антитеррористической операции» на Донбассе, больница стала напоминать тюрьму, что самый старый пациент провел здесь уже 53 года, что частые факты возгораний не всегда попадают в СМИ, а в сгоревшем отделении, помимо ветеранов ВОВ, лечили ветеранов АТО, и отделение это местные именовали VIP – только в нем был сделан «крутой» ремонт, а пациентов тщательно скрывали от посторонних глаз.
— Ольга, как вы узнали о случившемся?
— Где-то в полдесятого вечера мы с санитаркой увидели из окна зарево и услышали крики «Пожар!». Выходить нам, пациентам, нельзя. Но за определенную плату эта проблема решается. Я вышла из отделения, когда огонь был потушен: стояло десять пожарных машин и огромное количество полицейских в бронежилетах и с автоматами. Меня это сильно удивило ¬— от кого они собрались отстреливаться — от «армии» перепуганных родственников или лежачих пациентов? Один лежит здесь уже 53 года — от него? Кого боялись? Хроников, стариков, нас?..
Реклама
Первое, о чем заговорили вменяемые пациенты — поджог. Но санитары шептались, что тогда загорелась бы проводка, вырубилось бы электричество, но свет был — я не разбираюсь, но санитары все время повторяли «линия же одна! Что происходит?».
Но свет выключили только после того как потушили пожар, то есть часов в 11 вечера. В это же время я увидела во дворе два тела, накрытых простынями. Потом уже никто и не скрывал, что двое человек просто сгорели, а четверо умерли от отравления угарным газом.
— Что известно об отделении, которое горело?
— 7-е. Вообще это отделение для ветеранов Великой Отечественной войны. Но последние годы пациенты плохо представляют, что происходит в соседних отделениях ¬— прогулки только во внутренних дворах и под присмотром санитаров, поэтому, что там было на самом деле, точно сказать не могу. Официальный предлог этого почти тюремного режима — борьба с бегунами и наркоманами. Как говорят работники больницы, в 7-м сделали евроремонт и лежали там ветераны АТО. Потому что в остальных отделениях все ветхое и облезлое. Есть только еще одно крутое отделение для элитных наркоманов — 22-е, там им даже телефоны иметь разрешается.
— А ваши ощущения в тот момент? Ваши и персонала?
— Все спали, потому что у нас отбой в полдесятого. Проснулись от криков. Пациенты такие, что ничего не думали. Наркоманы думали, что угодно. Кто был способен мыслить хоть что-то, говорили, что «теперь сместят главврача» и что «земля понадобилась».
— Ну, о земле говорят не только пациенты, но и многие не пациенты…
— Не знаю, но за последние полгода пожар был в 1-м, 5-м и 7-м отделениях. Когда горело 5-е, пламя едва не перекинулось на соседнее 6-е, а там держат зеков — убийц, садистов, маньяков. Их все боятся. Но они под стражей. Они находятся там, пока проводится судебно-медицинская экспертиза о вменяемости.
7-е от моего отделения далеко, но, учитывая сухую траву, жару, постройки не загорелись только чудом. Как и во всех предыдущих случаях. И те же менты с пожарными всегда переговаривались, что есть уже даже план того, что здесь будет построено, а больница не нужна.
— А слухи о главвраче — неужели для его смещения кто-то совершал бы поджог с человеческими жертвами?
— Нет, имеется в виду, что уберут под шумок. Такие же слова я слышала и среди пожарных с ментами.
— После случившегося, какие меры безопасности были приняты?
— Шугают курильщиков, отобрали кипятильники… И все — персонал, во-первых, в шоке, во-вторых, явно получил инструкции ничего никому не рассказывать, даже дома.
— Есть ли вероятность, что нечто горючее пронес в больницу кто-то из родственников или под видом родственника?
— Об этом никто не думал. Дело в том, что все встречи пациентов с родными происходят только при персонале: когда мама навещает меня и говорит «Возьми трубку, звонит сестра», то этого не позволяют сделать. Телефоны в больнице вообще запрещены. Однако если кто-то принес компот, то проверять, компот в банке или ацетон, тоже никто не будет.
— Хоть с натяжкой, но это можно списать на факт прохождения лечения и реабилитации, чтобы ничто не помешало терапии?
— Какая терапия? Пациенты несчастные. Их просто держат в подавленном состоянии. За кого платят, к тем раз в месяц может прийти гипнолог-психолог. С пациентами никто из врачей вообще не общается. На окнах решетки.
— Это похоже на тюрьму?
— Не знаю, но у нас шутят, что в тюрьме лучше.
— Что, по вашему мнению, или, по мнению персонала, могло послужить причиной пожара?
— Пока все в шоке и думают, что этой больницы просто не будет. Три поджога — именно поджога, а не, например, звонка от анонима о заминировании, наводят на мысли, что больницу действительно хотят уничтожить.
— Но выгорело пока только одно VIP-отделение…
— А на не VIP разве обратили бы внимание?
Версию о мести бойцам АТО, по словам Ольги, местные пациенты не рассматривают, т. к. в большинстве своем полностью отрезаны от мира — телевидения, интернета, связи. Украину в целом напоминает.
Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы TikTok и YouTube.