Глава МВД Эстонии выдвинул территориальные претензии к России. К власти в Таллинне пришли откровенные нацисты в самой экстремистской версии. Инфраструктурные проекты России снизили экономическое значение региона до минимума. Прибалтийские республики нашли своё призвание в русофобии.
О том, как вымирающая Прибалтика готовит себя на роль жертвенного барана, обозревателю ПолитНавигатора Валентину Филиппову рассказал обозреватель калининградского портала «RuBaltic» Александр Носович.
Валентин Филиппов: Начинаем телемост Севастополь-Калининград, мы приветствуем Александра Носовича.
Александр Носович: Здравствуйте, рад слышать Севастополь.
Валентин Филиппов: Буквально накануне министр внутренних дел Эстонии, без объявления войны, заявил о территориальных претензиях к Российской Федерации.
Реклама
Ещё несколько лет назад руководство Эстонии заявляло, что Нарва может стать такой же «жертвой агрессии, как Донбасс и Крым», поскольку там русское население, и они готовы проголосовать за народную Нарвскую республику.
Какой смысл имеют заявления о претензиях на Ивангород, по большому счету, спальный район Нарвы в прошлом?
Александр Носович: Претензии выдвигаются не на Ивангород, а на Печорский район Псковской области, который по Тартускому мирному договору 1920 года между Советской Россией и только что родившейся Эстонской республикой отошел в состав последней.
Для эстонских националистов Тартуский договор – это просто Священное писание. Это основа основ их идеологии. Это основа основ их внешней политики.
Проблемы эстонско–российских отношений в том, что эти националисты, в их крайне правой и абсолютно экстремистской версии в виде Консервативной народной партии, победили на выборах в марте этого года и вошли в правительство.
И вот этот министр внутренних дел новообретенный Март Хельме и заявил о претензиях Эстонии к России. Это крайне одиозная личность даже по эстонским меркам.
По меркам современной Европы и Евросоюза – это вообще откровенный нацист. Не больше и не меньше того.
Поэтому эстонско-российские отношения при этом правительстве ждёт новое обострение «братской дружбы».
Что интересно, совсем недавно Москву посетила президент Эстонии Керсти Кальюлайд. Это первый за много лет визит прибалтийского лидера в Россию. Не только прибалтийского, но и из региона Польши-Прибалтики, вот этого русофобского пояса Восточной Европы.
8 лет лидеры Польши, Литвы, Латвии и Эстонии не бывали в Москве. И все в связи с этим визитом говорили о начале какой-то оттепели, какой-то перезагрузки.
Всё это было откровенно смешно слышать, учитывая, что Эстония – это парламентская республики, и президент там вообще никто. И вот теперь будет занятно наблюдать, как после первого за много лет визита лидера Прибалтики в Москву, между Россией и Эстонией двусторонние отношения будут становиться все хуже и хуже.
Валентин Филиппов: Вы говорите, что Ивангород не входит в сферу претензий…
Александр Носович: Входит. Там много чего входит. Если посмотреть историю Эстонии, то у них же были даже имперские замашки в момент возникновения этого государства. В России, понятно, об этом никто не в курсе кроме 2-3-х специалистов. Но в Эстонии был проект Великой Эстонии, она претендовала на влияние во всех финно-угорских землях современной России.
Были проекты расширения Эстонии аж до Урала. Бодливой корове рогов никто не дал, но это часть мифологии эстонского национализма. И что этот национализм в его ультраправой версии, наконец, пришел к власти – это тем немногим людям, которые у нас занимаются Прибалтикой, – и во власти, в научных кругах, – им это придется учитывать.
Валентин Филиппов: В принципе, чтобы понимать, что там думают эстонцы, нужно думать как эстонцы, чувствовать себя эстонцем, а мы так медленно думать не умеем.
Меня смущает ваше заявление, что вроде как наметилось какое-то улучшение в отношениях между Эстонией и Россией. Даже без вот этого вот демарша с территориями, мне казалось, что ничего хорошего нас не ждет в принципе.
Александр Носович: Ничего не наметилось, тут я согласен. Я повторюсь, что я этого не говорил. Визит президента Эстонии Керсти Кальюлайд – он имеет значение только для самой Керсти Кальюлайд, для её международной карьеры. Потому что прибалтийский лидер, который общается с Путиным, имеет опыт знакомства и общения с ним, его акции на международной арене взлетают.
Валентин Филиппов: А, может, Кремлю стоит пойти по пути Трампа в таком стиле и брать каких-то денег за общение? Можно было бы пополнить бюджет … За право сфотографироваться с российским лидером.
Александр Носович: Надо предложить это Путину. Не знаю, как он на это отреагирует, потому что он, все-таки, не бизнесмен, как Tрамп. Но, если не лично ему будут идти эти деньги, а в российский бюджет, то идея хорошая.
Валентин Филиппов: У нас сейчас с Эстонией и экономических связей, насколько я понимаю, практически нет. Как транзитная страна она уже для нас отсутствует, строительство Усть-Луги полностью заменило порты Эстонии.
Александр Носович: Да, безусловно, экономическое сотрудничество, давно уже не носит стратегического характера. Стратегию давала энергетика, стратегию давал морской транзит. Опять же, Россия построила Усть-Лугу и другие порты Ленинградской области. Россия построила Северный Поток и сейчас строит его вторую ветку. Потребность не только в Эстонии, мы ей слишком много времени уделяем, хоть интервью, хоть оно и посвящено Эстонии, но нестандартно много времени уделяем.
Валентин Филиппов: Столько молчали про Эстонию – может быть, надо восполнить?
Александр Носович: Просто речь не об одной Эстонии. Речь о Центральной и Восточной Европе, её значение в связи с новыми инфраструктурными проектами России – оно уже снижается – и на европейской, и на мировой арене. Потому что ценность этого региона была именно в транзите. В транзите энергоносителей, в транзите между рынками Азии и Европы.
А теперь, когда строятся обходные пути, теперь, когда даже перспективы нового Шелкового пути китайского не очевидные в связи с глобальным потеплением и прокладкой Северного морского пути, то как-то особой потребности в этих странах нет.
Почему была огромная потребность в Прибалтике, почему мы не могли просто отмежеваться от них и игнорировать, как делаем это сейчас? В 90-е годы мы не могли этого делать. Потому что это была монополия на транзит через Балтику. И только за пару лет до прихода Путина было принято стратегическое решение строить вот эти обходные пути.
Валентин Филиппов: Я постарше, я помню это время. Это совпало со вступлением прибалтийских республик в НАТО. По-моему тогда было принято решение, это был 1998 или 1997 год.
Александр Носович: Страны Балтии вступили в 2004 году в НАТО, но строительство Усть-Луги и реновация Приморска, Петербурга и прочего, она началась с приходом Путина. Но решение, как мне говорили знающие люди, было принято ещё до, в 1998-1999 году, несмотря даже на дефолт, несмотря на кризис.
Валентин Филиппов: Да, как раз в период дефолта, я помню этот шум в Москве, что надо это делать. Хорошо, но все-таки, как вы считаете, удалось ли создать так называемое «междуморье», начиная с прибалтийских стран, через Польшу, теперь уже Украина?
Александр Носович: Нет, не удалось. «Междуморье» – это польский проект и проект, обусловленный её фантомными болями по утерянной империи. Междуморье – это отсылка к первой Речи Посполитой «от можа до можа». Создать её, возродить такую Речь Посполитую в виде «междуморья» у Польши нет ресурсов. Ни экономических, ни дипломатических, ни военных.
Это невозможно если просто рассмотреть двусторонние отношения между странами Центральной и Восточной Европы. Там же такой террариум друзей, которых объединяет только общее чувство неполноценности по отношению к Западной Европе и общее чувство враждебности по отношению к России.
А так – там гигантский клубок многовековых застарелых противоречий и конфликтов. Какие угодно взять – польско-украинские отношения, польско-литовские отношения, румынско-венгерские, венгерско-словацкие. У всех этих потенциальных участников «междуморья», у них вечно раздрай между собой.
Их всегда объединяла какая-то внешняя сила – Варшавский договор, НАТО, Евросоюз, империя Габсбургов и так далее. То есть, сейчас они объединены НАТО и Евросоюзом и, в общем-то, «междуморье» остается геополитическим прожектом Варшавы, который кроме всяких там форумов, международных конференций на эту тему, практического выхода не находит.
Валентин Филиппов: Я по примеру этого эстонского демарша смотрю. Очень долго нагнеталась ситуация, что «Россия вот-вот нападет на Эстонию». И когда стало понятно, что Россия на Эстонию не нападает, все равно пытаются напряжение какое-то создать. То есть, обязательно нужен какой-то приграничный конфликт. И, я понимаю, что есть ещё и претензии к Белоруссии у некоторых.
Александр Носович: У Литвы.
Валентин Филиппов: Хотя я вообще не понимаю, что там часть Литвы делает в Литве. Не будет ли нагнетаться горячее противостояние, какие-то конфликты приграничные?
Александр Носович: Для этого сейчас создают предпосылки и, более того, все это информационное освещение Прибалтики на западе, оно превращает регион в такого жертвенного барана, которого при первом удобном случае используют для антироссийской провокации, как использовали Саакашвили в 2008 году.
Нужно будет американским «ястребам» новое обострение отношений с Россией, для каких угодно целей – свалить Трампа, выиграть президентские выборы, замять тему собственной коррупции, они среди возможных для них опций вполне могут использовать вот эту тему – того, что Россия, якобы, собирается опять оккупировать Прибалтику.
Будет какая-нибудь провокация на границе и, как в случае с Грузией в 2008 году, тоже скажут, что «это Россия напала». И никто не будет обращаться к фактам и слушать другую точку зрения. Вся эта мифология жертвы, которую Литва, Латвия и Эстония для себя создают, они себя программируют на роль жертвенного барана.
Валентин Филиппов: Я на Украине провел почти всю жизнь, условные прибалтийские республики всегда приводились в пример успешного реформирования – будто там вообще все процветает и цветет. Скрывали тот факт, что на самом деле экономика остановилась, что отток населения огромен.
Александр Носович: Одна из самых больших мистификаций Запада состоит в том, чтобы делать из Прибалтики «историю успеха» для других бывших советских республик.
Страны, из которых «свалила» половина экономически активного населения, то есть, не безработных, а тех, у кого была работа, у молодых, энергичных профессионалов, которые просто не захотели там жить, – они «историей успеха» не могут быть ни для кого и никогда.
И все вот эти «прогрессивные реформы», которые были там, якобы, проведены, они разбиваются о реальность. Во-первых, перед фактами чудовищной эмиграции, во-вторых, социологией, потому что пару лет назад в Литве был проведен опрос среди школьников старших классов «Что вы будете делать по достижении совершеннолетия?», и 9 из 10 сказали, что уедут из Литвы. Вот вам показатель настроений в обществе.
Ну и, в-третьих, совершенно неприглядные для европейской картинки в этих странах факты, как, например, то, что в Литве Еврокомиссия в прошлом году потребовала от Вильнюса ликвидировать уличные сортиры. Вот эти вот будки дощатые. Потому, что по статистике каждый пятый литовец до сих пор ходит в сортир «до ветру», в эту несчастную будку. Эта антисанитария совершенно не соответствует нормам Евросоюза, и Еврокомиссия в категорической форме потребовала от Вильнюса что-то с этим, наконец, делать.
Потому, что это просто неприлично – страна-член Европейского Союза, а там каждый пятый ходит в будку по нужде. Называть такую страну образцом модернизации и перехода на европейские стандарты с целью достижения благополучия – просто смешно.
Вам на Украине это должно быть понятно лучше, чем многим другим потому, что вы же теперь тоже как Прибалтика. Образец.
Валентин Филиппов: Я живу в русском городе Севастополе, в Крыму, и мне очень печально за моих соотечественников, которые не сумели ни сами выехать, ни территорию забрать.
Александр Носович: Ну, я это говорю тем украинским слушателям, читателям, которые нас будут смотреть, я же так понимаю, что у нас большинство аудитории украинская. Просто они могут изнутри оценить вот эту прибалтийскую ситуацию, в которой оказались они сами. Вот эта уже уходящая украинская власть говорит, что у них успех и прогресс.
Валентин Филиппов: Должен сказать, что 20% населения, сторонников этой власти, говорят, что успех есть, и что, вообще, все стало гораздо лучше.
Я другое хочу сказать. Вы знаете, Александр, к моему огромному сожалению, я, не в Крыму, а на материковой России, встретил огромное количество людей, которые приводят Прибалтику, как пример успеха. И которые говорят: «А вот в Прибалтике … вот в Прибалтике пенсии 2000 евро … а вот в Прибалтике зарплата столько-то тысяч евро».
Причем, у меня есть знакомые в той же Эстонии, и это не соответствует действительности.
Здесь в России, либералы так называемые, говорят то же самое, что говорилось на Украине. Только на Украине людей манили 1000 евро, а в России людей манят 2000 евро или 3000.
Александр Носович: Ну, во-первых, 2-3 тысячи евро – это большая редкость даже в Эстонии, которая из трех прибалтийских стран самая богатая. Ну, такую зарплату получают специалисты премиум класса, а стандартная зарплата в два-три раза меньше, а, во-вторых, даже если она в пересчете превосходит российскую или белорусскую, то нужно не забывать, что там на западные рельсы была переведена и социальная сфера.
Валентин Филиппов: Да, да
Александр Носович: Она была реформирована методом самоуничтожения, и расходы на ЖКХ там во много раз превышают российские. Там нет абсолютно никакой государственной поддержки.
То же самое касается здравоохранения, которое там, по большей части, уничтожено. В Латвии за несколько лет выхода из кризиса 2008-го года была закрыта каждая вторая больница. А в соседней Белоруссии для сравнения – 1,25%. И в том, и в другом случае это было названо «оптимизацией». Но фактически произошло разрушение.
Поэтому делать выводы можно, только если пожить в этих странах. А те, кто там пожил, и те, кто там родился и жил, они, как правило, оттуда уезжают, если они достаточно молоды и знают иностранные языки.
Валентин Филиппов: Стандартный вопрос по поводу русскоязычного населения, по поводу русских Прибалтики. У них ситуация какова? Они к чему больше стремятся, к ассимиляции, к отъезду в Европу или Россию? Ну, меня больше молодежь интересует, конечно же, потому что старики, понятно, что они доживают у себя дома, там, где они прожили большую часть жизни.
Александр Носович: Молодежь по большей части уезжает, как и титульная нация. У меня практически все знакомые, как по служебной части, так и по личной из Латвии, а у меня там было очень много знакомых сверстников, они уехали почти все. Из них большинство уезжает на Запад, в Западную Европу. Во многом потому, что там единое таможенное пространство, шенген, там ничего не требуется для того, чтобы работать в какой-нибудь Англии или Швеции, и получать зарплату в 6-8 раз выше латвийской.
Для меньшинства, которое является гуманитариями и зарабатывает себе на жизнь русским языком, конечно, предпочтительной является эмиграция в Россию. И там очень многие уехали в Москву, некоторые в Петербург, некоторые в Калининград.
Валентин Филиппов: По поводу Калининграда. Сухопутная граница у нас отсутствует…. Условная такая блокада получилась. Тут Польша, тут Эстония, Латвия, Литва, там Украина. Калининград в достаточной мере интегрирован в Евросоюз, скажем так, насколько я понимаю?
Александр Носович: Очень спорное утверждение.
Валентин Филиппов: Не существует ли в Калининграде каких-то полу-сепаратистских пожеланий?
Александр Носович: Настроений не существует, существуют отдельные фрики, которые выполняют заказ части СМИ, которые уверены, что в Калининграде должны быть сепаратисты. Несколько таких человек, конечно, есть, которые добросовестно рассказывают, что этот регион должен быть отделен от России и стать какой-то четвертой балтийской республикой и прочий бред сивой кобылы. Но естественно это меньшинство.
Оно до таких размеров меньшинство, что его даже не корректно выделять в какую-то особую политическую группу. Это речь буквально идет о нескольких людях.
А в каких-то социологически значимых числах говорить о сепаратизме, полу-сепаратизме в Калининградской области невозможно. Потому, что это область, завоёванная победой России в Великой Отечественной войне. Её населяют потомки ветеранов войны, погорельцы, потому, что большинство населения, которое после 1945 го сюда ехало, оно приехало из уничтоженных войной регионов центральной России, русского черноземья и нечерноземья.
Здесь по опросам до 90% – это русское население, люди в опросах называют себя русскими. Присоединение Крыма к России поддержало примерно столько же. Поэтому Калининград – это форпост России на Балтике, ни больше, ни меньше. И, наоборот, одна из самых патриотически-настроенных областей России.
Тут патриотизм не бюрократический, не чиновничий, а истинный именно в силу того, что это соседство с НАТО по одну сторону границы, и с НАTО по другую сторону границы. Изоляция от остальной России заставляет остро ощущать себя её гражданами.
Валентин Филиппов: Огромное спасибо. Для Севастополя эти слова звучат очень убедительно. И я думаю, что они звучали бы с таким же пониманием из города Донецка на сегодняшний день. Спасибо, до свидания.
Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы TikTok и YouTube.