Беженцы в России: Что делать?

Разразившийся на днях скандал, главным героем которого стал фигурант дела 2 мая одессит Владислав Ильиницкий, не добившийся получения убежища в РФ, – повод для того, чтобы порассуждать о том, что надо сделать, дабы подобные случаи не повторялись впредь.

Чтобы такие ситуации не повторялись, нужно скорректировать законы и нормативные акты, регулирующие пребывание иностранцев на российской территории. А для этого нужно понять, чего хотят и те, кто применяют эти нормы, и объект применения норм, то есть беженцы и эмигранты.

Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы YouTube и TikTok.
Для подписки на уведомления в баузере нажмите здесь.

Прежде всего, нужно честно описать ситуацию. Уехавшие с территории Украины добровольно домой смогут вернуться нескоро. Нынешние киевские деятели ни амнистии, ни даже смягчения режима не допускают. Вероятность вернуться домой меньше, сроки откладываются, но желание остается. И люди всё равно хотят дожить до того дня, когда снова попадут домой. А это значит, что для них правило «90 из 180» (сроки пребывания по обычной миграционной карте) не просто обременительно, но и опасно.

Между беженцами и обычными репатриантами есть существенные отличия: одни пережидают, чтобы вернуться, а другие нацелены на новую жизнь на новом месте. Следовательно, беженец хочет только безопасности, и его интересуют такие статусы, как убежище и вид на жительство. А репатриант нацелился на работу, гражданство, готов проходить процедуры переселения и просто регистрироваться любым способом, чтобы просто зацепиться на новом месте. Депортировать беженца — это просто сдать его в пользование СБУ или «Азову».

Главное препятствие на пути предоставления политического убежища — это старый президентский указ, запрещающий давать этот статус выходцам из стран, у которых безвизовый режим с РФ. И если сделать исключение именно для Украины или вообще отменить эту норму, то это решит практически все проблемы и полностью исключит ложное целеполагание.

Если эту норму законодатели по разным причинам не готовы отменить или уточнить, то можно же хотя бы сделать автоматическим продление временного убежища, которое через год-полтора можно было бы перевести в вид на жительство.

Не видят, увы, в России и разницы между эмигрантами и гастарбайтерами: последние могут в любой момент вернуться домой без последствий для жизни и свободы. Им, сезонникам, нужны патент и регистрация временного проживания ровно на тот отрезок времени, пока есть легальная работа. Вот для них и существует процедура депортации, если они захотят нарушить закон и стать нелегалами.

Многие беглецы отказываются на территории России налегке, то есть без вещей и без денег. А для оформление указанных в российском законодательстве статусов пребывания более трех месяцев нужны заверенные переводы на русский язык украинских документов, на изготовление которых, в свою очередь, нужны деньги. Русский и деловой украинский языки взаимопонятны, и вполне можно было бы ограничиться при первичной подаче только оригиналами, а перевод требовать при продлении статуса или на втором и дальнейших этапах легализации. А если эту норму так не хотят или не могут менять, то многочисленным эмигрантским структурам давно пора задуматься о создании кассы взаимопомощи или общества взаимного кредита, в том числе, и на этот случай.

А еще крайне желательно было бы установить своего рода стоп-лист на въезд для тех, кто заведомо представляет угрозу для России — для пропагандистов ненависти, участников неонацистских организаций и т.п. Вот по отношению к ним и нужно проявлять принципиальность.

Самое ужасное, что находятся люди, которые оправдывают высылку беженцев пограничниками. Особенно когда это те самые люди, кто бежал раньше и получил гражданство или устойчивый статус. Пройдя все круги миграционного ада, они очень не хотят, чтобы вновь приехавшим было легче.

Год назад именно они оправдывали выдачу харьковским сбу-шникам Андрея Бородавки (как он повёл себя потом — это отдельная история, и она требует рассмотрения, но в другом месте). Напомню только, что он действительно нарушил правила регистрации и вполне был достоин штрафа. Я бы понял, если бы кого-то из жаждущих убежища в России образцово-показательно и за дело наказали, но на территории Российской Федерации. Вот им-то, чудом или прилежанием получившим правожительство, я и говорю: не будьте подобными бесстыжей девке-студентке, давшей доценту за зачёт и говорящей: «Я дала и получила. И ты дай, от тебя не убудет».

Сложность и негарантированность получения легализации разлагает среду тех, кто уже живёт в России после того, как был вынужден покинуть территорию Украины. И они знают, что в борьбе за ресурсы они могут избавиться от конкурента с помощи миграционной службы.

Сами эмигранты запутались и в своём статусе, и в своих отношениях друг с другом. Кто-то ищет агентуру в своих рядах, кто-то потерял связь с реальностью и запутался в своих фантазиях, а кто-то смирился с тем, что возвращаться некуда. Увы, некоторые вне родного дома ведут себя так, что оставшиеся настоятельно просят их не возвращаться, даже если станет можно. А пока нельзя, то нужно просто оставаться людьми. И это касается всех — и уехавших, и оставшихся.

Я, конечно, понимаю, что среди тех, кто покинул Украину не так много людей, имевших до переворота серьезный статус. Есть такие деятели среди уехавших из Киева, если очень постараться, то можно их найти среди одесситов и николаевцев, а вот из Харькова, Екатеринослава и Запорожья — практически никого.

В спортивных играх такие деятели выступают в любительской дворовой лиге или, в лучшем случае, переходят на тренерскую работу. Из них не то, что «теневой кабинет» не сформируешь, но даже в одном помещении не разместишь без драки между ними.

Все создающиеся ими комитеты и союзы из-за постоянной грызни внутри себя на родине особого доверия не вызывают, хотя многие эмигранты лично симпатичны и достойны уважения. Особенно те из них, кто бросается спасать людей, попадающих в похожую ситуацию и находящихся под угрозой депортации. То есть выдачи.